begin.

Тебе был противен этот мир почти так же, как и ты сам себе. Хотелось кого-нибудь опустить до уровня вот этих костей, что пылились здесь черт знает сколько веков.
Вообще, точные числа обычно волнуют лишь шизофреников, но ты-то, ты-то – великий и прекрасный, одновременно ненавидя и обожая себя до потери пульса, не был шизиком. Скорее ты был просто безумцем.
Раздраженно кривя черные губы в усмешке, дергая хвостом, ставя лапы осторожно, выбирая место подолгу – всматриваясь в эту серую землю, находя наиболее удачный для шага участок – ты шел, шел по направлению к груде костей.
Ты не знал, что тебя влекло сюда, наверное, та же смесь невольного восторга перед останками этих животных и презрение к мертвым. Они не смогли выжить – ты видел их слабость, но ты и завидовал им, ибо им теперь куда легче, чем тебе.
Гадство какое.
Эта мысль, четкая и оформившаяся, пришла тебе в голову совсем неожиданно, лишь только твои уши дрогнули, заслышав глухой отголосок чьей-то речи. Львиной речи…? Тебе было всё равно, ты был бы не прочь присоединить свои останки к этим, пыльным, или добавить сюда пару-тройку чужих костей, если сильно повезет. Ты был достаточно самолюбив, но не самоуверен, чтобы создавать иллюзии легкой и бескровной победы надо львом.
Какая-то фигура исчезла в сером полумраке, а ты лишь наклонил голову, щуря глаза и соображая – остался ли там кто, или ты вновь наедине сам с собой?
О, это сладкое безумие.
Вновь шаги. Теперь уже более осторожные, желтые глаза сухо поблескивают – в них нет ничего, что могло бы вас заинтересовать. Но если присмотреться – вам станет нехорошо, настолько пылким и обжигающим может быть это свинцовое равнодушие.
Хре-ень.
Мысль, опять четко оформившаяся и короткая – при взгляде на ещё один силуэт. Всё-таки ты не сойдешь с ума от одиночества, как ранее. Хотя, сейчас тебе уже было… Нехорошо.
Остановиться в нескольких метрах, замереть, сесть, тонкие линии складываются в вежливую улыбку, а голос – тонкий и ломкий, даже режущий уши, разорвет эту пыльную тишину.
- Остаться в живых. Отчаянный псих. Ни свой, ни чужой - последний герой.
Без какой-либо смысловой нагрузки, вы не подумайте, милые. Ты просто любил эти фразы, которые быстро запоминал и, казалось бы, ни к месту использовал. Но для всех фраз у тебя были свои ассоциации.
Вот и сейчас.
Ты, незнакомец, похож на него.
На последнего героя.

Тебя, как обычно, проигнорируют. Лишь напряжение мышц, лишь чуть заметное внимание – и всё. Ты только улыбнешься, может быть, даже слишком радостно для такой ситуации, а затем лениво потянешься – этот кто-то был слишком далеко, чтобы его бояться.
Скажем сразу, в данный момент ты не боялся незнакомца, поскольку углядел, что его с натяжкой можно назвать взрослым. Впрочем, тебя никогда не волновал возраст, привычки и поведения этих котов, которые слишком самоуверенны и самолюбивы – о, ты считал, что рано или поздно эта их самоуверенность погубит львов, сотрет с земли, как вид.
И восторжествует другая раса.
Нет, ты не тешил себя мечтой о том, что рано или поздно станешь главенствующим звеном в пищевой цепи, не станешь ты и вершиной в этой пирамиде. Тебе этого не хотелось – да, ты достаточно сильно обожал себя, любил, но в тот же момент ненавидел, поэтому такие глупости тебя не прельщали.
Раздраженно дернешь ухом – у тебя, как у любого другого сервала, был потрясающий слух. И любой шорох отдавался в голове эхом – как будто вы стоите в самом колоколе, как раз в утреннюю службу.
Беги-ите.
Ты извернешься, оглядывая то, что находилось за тобой. Тупое описание, тупые правила и тупые чувства – тебе не нравилась эта игра, пусть и без правил, пусть пока и не начавшаяся – для себя ты уже обозначил несколько пунктов, на которых хотел заострить внимание. Вновь лениво выгнувшись, черные губы образуют подобие вежливой холодной улыбки.
- уважаемый, вы слишком равнодушны к окружающему миру.
Прищур, желтые глаза горят ровным, неярким светом – тебе не зачем сейчас настраиваться на драку, ярость и другие сильные эмоции – всё достаточно спокойно, тихо и размеренно.
Даже скулы сводит – так хочется зевнуть.
Ты сядешь, держа осанку ровно, подбородок к небу, потом взгляд вернется ко льву, исследуя, ожидая привычного и резкого – «хватит пялиться». Ну, или что-то в этом духе. Или полное игнорирование? Тебе было интересно. Тебе всегда привлекали те, кто мог себя вести не по шаблонам, не по стереотипам, не по штампам.
Пожалуйста, подарите мне непредсказуемость.

Капитану Америке только что пришлось покинуть хорошую компанию, ради дела. Очень важного дела. Ведь это его долго, напакостить этим пятнистым псинам, от которых нет пользы на этом белом свете. Попугай приземлился на кучку из черепков и прохрипел: - Привет, собачка. Американец хитро улыбнулся, если можно так сказать. Его маленькие глазки коварно засверкали. – Что ты здесь делаешь? Неужели, проводишь свой досуг? – добавила серая птица и спрыгнула с черепков. Капитан пригладил крылом свои перышки на головке, которые часто вставали у него дыбом при полетах.

- Это ты что здесь делаешь? Небось, захотел изучить гиену изнутри? – неприветливо ответила слюнявая гиена. Она уже успела поклацать своими грязными клыками над головой птицы. Капитан Америка и не вздрогнул, а лишь презрительно посмотрел на гиену, повернувшись к ней одним глазом. – Да нет, еще не было у меня таких побуждений. – с легкой насмешкой в голосе ответил жако. – Думал, что расскажу тебе кое-что интересное, но вижу тебе это не надо… - и попугай якобы собирался улетать. Он любил так обманывать – Американец всегда делал вид, что знает что-то ценное и вот-вот собирается улететь, так и не рассказав этого.

- Так расскажи! – вдруг выкрикнула гиена и довольно таки заинтересовано. Попугай сложил крылья обратно и, все еще стоя к гиене спиной, посмотрел на нее одним глазом. – Каждой гиене это интересно знать. Но только тебе предстоит это услышать. – загадочным голосом захрипел попугай и начал подходить к гиене.  – Ты знаешь, кто такая Броско? – спросил жако, хитро прижмурив глазки с хитрой улыбочкой. «Сейчас посмотрим, как она отреагирует на подругу моего нового знакомого.» - запел в душе Капитан Америка.

Сперва, пятнистая гиена внимательно слушала Капитана Америку, но потом засмеялась: - Я не знаю как меня зовут, а ты мне задаешь такие вопросы. «Я и не сомневался, милочка.» - с презрением подумал попугай. Эти псины никогда ничего не запоминают. - Ну, так вот, милочка, - попугай любил заводить свое «милочка», - тебе лучше держаться от нее подальше. – загадочным голосом прохрипела птица и снова запрыгнула на  кучку из черепков. Пока Американец ждал реакции гиены, он решил почистить свои перышки. Сев в удобную позу, он закинул голову назад и начал чистить перья на спине. «Зря надеется, что я окажусь в ее желудке.» - самодовольная мысль промелькнуло у пташки в голове.